Хочу продолжить свои армейские воспоминания ещё двумя эпизодами.Правда оба эпизода постыдны для меня (поэтому видимо и запомнились), но, к счастью, первый случай, который действительно мог стать моим мучительным позором, закончился удачно и без плохих последствий. А второй случай скорее анекдотичен, чем позорен.
Итак, первый эпизод, как я чуть-чуть не пошёл стучать в политотдел Отряда.
Начальником политотдела при нас был подполковник Григорий Степанович Кутас. Хотя мы его по имени-отчеству
конечно не называли, это я уже сейчас поискал по нему сведения. Оказалось, он известный человек и Заслуженный пограничник России.
Кутас Г.С.
Кутас отнюдь не гнушался общаться с
солдатами, периодически заходил и в нашу роту связи. Основное, что я о нём
запомнил, это как он пытался представляться добреньким плюшевым мишкой.
Говорил, что всегда готов заботиться о простых солдатиках, открытым
текстом сообщал, что если нас кто-то из старослужащих или сержантов, или
даже прапорщиков будет обижать, чтобы мы не стеснялись в этом случае
обращаться прямо лично к нему, Кутасу, он обязательно разберётся и
примет меры.
Мне как-то всегда не верилось в "добрых, плюшевых" подполковников, но
его слова о готовности разбираться с нехорошими прапорщиками я тогда
запомнил. И один раз мне это знание действительно пригодилось, я про это рассказывал в истории
про масло. Стоило прапорщика автороты только разок припугнуть разбирательством в политотделе, и накаленная ситуация сразу же благополучно разрядилась. А если один раз прокатило, почему бы не попробовать второй раз? Так вот
сознаюсь, из-за этого Кутаса я чуть было не совершил самый постыдный
поступок в своей жизни, чуть-чуть было не настучал Кутасу на своего же
сослуживца, на прапорщика Игоря Демидова, который в нашей роте связи был начальником ЗАСа (засекреченной телефонной связи).
Дело было так. Однажды понадобилось срочно поставить какой-то очень важный
телефонный канал. А у нас на Приёмном с этим возникли какие-то серьёзные
объективные проблемы, какая-то там магнитная буря была в тот день, что
ли, проходимость радиоволн совершенно аномальная. И вот я почти всю смену крутился, пытался отработать этот канал, а мне его снова и снова
возвращали из-за вылезающих помех. А у Демидова на ЗАСе какие-то тоже
серьёзные объективные проблемы были, но свои собственные, что-то тоже у
них там сломалось. И вот к концу смены все были злые-презлые, на грани срыва, начальство
надрывается, срочно требует наиважнейший канал, а ничего сделать не получается.
И в какой-то момент этих взаимных криков и претензий, Демидов вылезает по громкоговорящей связи, публично при всей
дежурной смене материт меня трёхэтажным матом и орёт, что это лично я
единственный виноват, что я сорвал постановку важного канала, и т.д. Я сейчас уже не помню, в чём конкретно он меня обвинял, и с чего именно начал грубить, но точно помню, что серьёзно
обиделся на несправедливость: я всю смену вкалываю, как ёжик, вздохнуть некогда, в
невозможных условиях ищу частоты, подбираю нестандартные антенны, меняю
блоки у приёмников, чтобы максимального усиления сигнала добиться, всё
возможное и невозможное делаю, чтобы хоть несколько минут чистого канала
выцарапать, а он значит в грубой форме обвиняет меня в некомпетентности?!
Ну от этой обиды я и принял решение - настучать на Демидова Кутасу. Открыто сообщил об
этом смене Приёмного. Они все по ГГС слышали, как Демидов меня матом
обкладывал, никто меня отговаривать не стал.
И вот тут всплыло самое смешное обстоятельство. Интересно, как все эти начальники политотделов и особых отделов
представляют себе технически процесс стукачества?
Чтобы встретиться с Кутасом, мне нужно пойти к нему в штаб. А кто меня в
этот штаб пустит? Первый же попавшийся сержант комроты, или любой
прапорщик, меня на плацу перед штабом остановит и законно спросит,
какого икса я не на занятиях? Нам вообще запрещали приближаться к штабу
иначе как в строю, под предводительством сержанта.
А правда интересно, как
настоящие стукачи стучали? Им ведь, в
отличие от меня, это нужно было ещё и незаметно сделать, чтобы их не
рассекретили! А незаметно, но регулярно проходить в штаб... это как-то фантастически нереально
выглядит. Кто-нибудь знает, как они на самом деле это делали?
А мне в тот день как будто специально "помог" случай. Смена наша возвращалась в тот раз с Приёмного
пешком. И вот как раз, когда мы проходили верхний КПП, в ворота заехал
УАЗик, из него вылезли лично Кутас и ещё два каких-то офицера, и зашли в
военторг возле КПП. Я решил, что это сама судьба, сказал, чтобы смена
шла дальше в столовую без меня, а сам остался ждать у входа в магазин,
рядом с УАЗиком. Когда Кутас со свитой из магазина вышел, я к нему и
подскочил:
- Товарищ подполковник, разрешите обратиться! Я хотел бы сообщить Вам
сведения о недостойном поведении одного из прапорщиков нашего отряда!
Кутас на меня посмотрел, как на полного идиота, мол нашёл, придурок, самое подходящее место для стукачества - на входе в военторг и при свидетелях! Но ответил вежливо и доброжелательно:
- Понимаете, товарищ ефрейтор, я сейчас немного занят, не могли бы вы
подойти ко мне с этим вопросом завтра после обеда в мой кабинет? Это же
дотерпит до завтра, да?
- Конечно дотерпит, - отвечаю, - хорошо, обращусь к Вам завтра.
Так мы и разошлись. А к завтрашнему дню я уже успокоился, понял, что
Демидов на меня тоже не со зла орал, что у него там на ЗАСе в тот момент запарка ещё
похуже нашей была. И стучать на него совершенно расхотелось. Так я к
Кутасу больше и не пошёл. Кутас сам меня тоже не стал искать,
допытываться, кто и зачем на него у магазина наскочил. Демидов на другой день
тоже спокойно разговаривал и орать на меня больше не пытался. Всё
само собой благополучно рассосалось. Так я, к счастью, и не совершил
этого постыдного поступка. Игорь Демидов, прошу на меня не обижаться, мы
оба тогда погорячились, хорошо, что всё хорошо закончилось! А мне за эту мою единственную сознательную попытку стукачества и по сей день стыдно.
А второй эпизод, о котором хочу вспомнить, про то что стучать можно ведь и не специально, а так, по недомыслию ляпнуть лишнюю фразу и подвести товарища. Начало этого случая выглядело как часть сценария порнофильма:
значит, лежим мы вдвоём с Андрюхой Мордановым в койке сержанта Куршева ночью после отбоя...
Так, стоп, гусары МОЛЧАТЬ!!!
И не хихикать тут! Никаких намёков на голубизну, ничего подобного не
было! Просто мы с Мордановым любили
беседовать "за жизнь" по ночам, и ничего более страшного не делали. Чтобы было
понятнее, расскажу подробнее, кто такой был Андрей Морданов.
Андрей Морданов
Я специально подчёркиваю слово "был", потому что в ноябре 2010 года моего друга не стало.
А был он очень умным, интересным и разносторонним человеком. Он был
старше большинства нашего призыва на один год (успел получить отсрочку в
институте). До призыва успел жениться, поступить в институт,
отчислиться из института, всерьёз заняться дайвингом (тогда не было
распространено слово "дайвинг", мы говорили "нырял с аквалангом"),
поработать телефонистом. Учебный пункт он с нами почти не проходил, его
кажется сразу забрали учиться на линейщика на Камчатку в Округ. Вернулся
Андрюха с Камчатки уже летом 1987 года, сразу стал главным и
единственным ответственным в отряде за кроссовое хозяйство и каналы
через аппаратуру уплотнения (П-303, Азур и т.п.). О телефонии и способах
передачи сигналов на расстояние по проводам Морданов знал кажется
больше, чем всё. По любым другим житейским и политическим вопросам он
тоже всегда имел своё собственное, как правило оригинальное мнение.
Кроме того, позаимствовал от аквалангистов весьма интересный и необычный
(для меня) пласт туристических песен под гитару. Я со своим типовым
набором Визбор/Окуджава/Высоцкий слушал Андрюхины песни как говорится с открытым ртом.
Не мудрено, что мне было очень интересно просто беседовать с Андреем
Мордановым. Он в свою очередь утверждал, что я почти единственный
достойный его собеседник во всей роте, с остальными ему просто
неинтересно общаться. Но, почти по Киплингу, "запад есть запад, восток есть восток, и с мест
они не сойдут". Он - телефонист-линейщик, я - радист Приёмного
радиоцентра. Нам просто негде было пересекаться для совместных бесед.
Службу мы несли в совершенно разных местах. На занятиях или в столовой особо не поговоришь. Попытки использовать для разговоров свободное вечернее время (во время подшивания подворотничков и глажки формы в бытовке) приводило к жестокой реакции со стороны остальных
бойцов роты:
- Нас от ваших заумных разговоров уже тошнит, вы что специально такими умными придуриваетесь, чтобы остальных позлить?!
Оставалась единственная возможность - беседовать шёпотом после отбоя. А после отбоя, к сожалению,
разрешалось только лежать в койках, просто посидеть в ленинской комнате
за душевным разговором, дежурный по роте не позволял. Вот так и
выходило, что частенько после отбоя мы с Андрюхой заваливались в одну
койку (как правило в мою - она была на первом этаже и отделена от
соседней проходом) и час-другой вели оживлённые споры о бабах, об
аквалангах, о Горбачёве, о Perestroyka, об Uskorenije, о развале
Коммунистической партии СССР, о том, что мы уходили в армию из одной
страны, а вернёмся кажется в совсем другую, и о том, какое место мы себе
найдём в этой новой стране...
Теперь осталось объяснить совсем чуть-чуть, почему моя койка была на
самом деле койкой Куршева. Как всем известно, в армии должен быть
порядок, поэтому солдаты строятся по росту. Точнее, рота строится по
отделениям, каждое отделение внутри себя строится по росту, а впереди
отделения встаёт его командир, сержант, независимо от своего роста. Так
вот и наше отделение Приёмного радиоцентра (приёмыши), строилось в
таком же порядке: впереди командир - сержант Олег Куршев, за ним по
росту самые высокие радисты, потом всё более мелкие, и одним из
последних - я со своим ростом в 168 сантиметров.
Командир роты потребовал, чтобы такой же порядок соблюдался и при
распределении коек в казарме: на самой первой койке (ближней к двери в
спальню)
впереди на лихом коне должен был спать командир отделения, за ним самые высокие
приёмыши, а моя койка должна была быть в самом конце отделения, в
середине спальни. После меня ряд коек продолжался для отделения
Передающего радиоцентра дальше, в сторону бытовки.
Но эту стройную картину порядка нарушил Олег Куршев. Ему вовсе не
хотелось спать на первой от входа койке (чтобы каждый проверяющий первым
делом обращал внимание именно на качество её заправки). Зато ему очень
нравилась моя койка в середине спальни, потому что она была рядом с
койкой командира отделения Передатчика - сержанта Багликова. Получалось,
что два друга сержанта оказываются рядышком. А я что? Я ничего. Сержант
приказал - заяц исполнил. Никаких
возражений. Так и вышло, что за мной до конца службы закрепилась
"почётная" первая сержантская койка. Я к ней быстро привык и переезжать
никуда не собирался.
Ну так вот, лежим мы вдвоём с Андрюхой Мордановым однажды после отбоя в
моей крайней койке, оживлённо спорим о Горбачёве, пытаемся понять дурак
он, или предатель, или же правда знает что-то такое, чего мы не знаем. И
тут вдруг в спальню заходит командир роты старший лейтенант Семёнов. Мы
мгновенно замолкаем, но Семёнов уже успел услышать шёпот. Он
приближается к нам, замечает две головы на одной подушке, приглядывается
сквозь очки.
- Так... Ежов, Морданов... - узнаёт нас ротный в синеватом свете дежурной лампочки, - ну-у-у-у и чья это койка?
Как чертовски верно заметил Иешуа из "Мастера и Маргариты" - правду говорить легко и приятно!
- Это койка сержанта Куршева, трищ стршный лейтенант! - громко, чётко и радостно говорю я ту самую чистейшую правду.
Наступает немая сцена. Ротный стоит перед нами и как-то тихонько
булькает, стараясь не раскрыть рот, при этом периодически содрагается
всем телом. Морданов трясётся в судорогах и, зажимая себе рот ладонями,
медленно сползает под одеяло. И только я таращу на них глаза и ничего не
могу понять - а что я такого сказал? Вроде чистую правду же!
Наконец Андрюха, не дожидаясь дальнейших распросов, вылазит из-под
одеяла и уходит на свою телефонную половину спальни. Семёнов все ещё не
открывая рта грозит мне пальцем и двигается в дальнейший обход. Я ещё больше удивляюсь - он же мне даже наряды вне очереди не объявил!
Куршев Олег, командир, надеюсь мой "правдивый" ответ прошёл тогда для тебя без последствий? Вроде же никого не наказывали?
Мурр? Да апрель, да весна!
Вера на спортплощадке
Богоявленский собор
Все колокольчики под рукой!
На колокольню задувает тот самый снежный заряд!
Подъём на колокольню
